До середины XX в. многие сомневались, а является ли психиатрия научной дисциплиной? На тот момент в ней не сформировалась стандартизованная нозология, не был принят универсальный лексикон и, наконец, психиатрия не могла похвастаться такими грандиозными прорывами, какими была наполнена история медицины начала XX в. Канадский психиатр Хайнц Леманн, первый, кто описал в Северной Америке эффект хлорпромазина и имипрамина (стоит всё же отметить , что первые описания хлорпромазина дал в 1949 г. французский хирург Анри Лабори – прим. ПиН) вспоминал, что в 1930 гг. работа психиатром воспринималась как “карьера для изгоев”, в нее шли только “те, кому больше некуда было пойти, или алкоголики”.

После Второй мировой войны в психиатрии происходит биологическая революция. Сферу ментального начинают описывать в терминах биохимии и это сразу поднимает статус психиатрии как науки. Апофеозом и торжеством этой революции стала публикация DSM-III в 1980 г. В этом документе было все, что ожидалось от медицинской науки (главное – диагностические критерии).

Когда психиатрия стала использовать достижения нейронауки, наследие времен фрейдовского психоанализа было утоплено в забытьи. Теперь причины болезней искали не в психологии семейных отношений, а в нейробиологии, а раз так – то к психическим заболеваниям следует относиться так же как и к таким “очевидным” болезням как рак или гипертония. Если у источника проблемы биологическая природа, то проблему призвано решить химическое вещество, и здесь как раз подоспела психофармакология.

Как выглядит в этом контексте история тревожности?

В 1871 г. был описан Синдром Да Коста (“солдатское сердце”) – боли в сердце у солдата, испытывающего страх перед боем. С этого момента отсчитывается история научного исследования тревожности. В конце XIX в. американский врач Джордж Миллер Берд предложил термин “неврастения” для состояния “слабости” нервов. Лечили неврастению алкоголем и опием.

В начале ХХ в. арсенал лекарственных средств обогащается барбитуратами. Постепенно их репутация портится. Главные проблемы с их использованием: седация, зависимость, опасность смертельной передозировки. В 1951 г. New York Times пишет, что барбитураты ничем не отличаются по степени вреда от героина и кокаина.

Поворотной точкой в истории тревожности стало изобретение транквилизатора мепробамата, названного для продажи в честь американского города Милтаун. Появление милтауна произошло в той исторической точке, где встретились с одной стороны потребности потребителей, а с другой стороны возможности фармакологии. Это были 1950 гг., тогда на новые таблетки смотрели с большим оптимизмом, ведь только что человечество стало свидетелем великой победы над инфекциями благодаря внедрению антибиотиков. Еще один штрих для понимания временного контекста – на дворе Холодная война, американцы на полном серьезе готовятся переселяться в подземные бункеры после ядерного удара. Потребительская культура одновременно находится под влиянием оптимистического настроения, которое дарит наука, и под тенью тревожных предчувствий и общественных страхов.

Компания, придумавшая милтаун, медлила с запуском препарата в продажу. Изобретенный в 1950 г. он появился в аптеках только в 1955 г. Дело в том, что как раз в это время было установлено правило, по которому подобные лекарства надо продавать по рецепту. Маркетологи провели опрос врачей и выяснили, что большинство из них не будут выписывать рецепты на лекарство от тревожности. Однако опасения маркетологов оказались напрасными.

Милтаун стал сенсацией на медицинском рынке. В США только в 1957 г. было выписано 35 млн рецептов (один рецепт в секунду). В аптеках можно было увидеть таблички “Милтаун кончился”, “Милтаун будет завтра”.

Успех милтауна можно объяснить с культурологической точки зрения. Это было еще одно воплощение мечты о том, что качество жизни можно изменить с помощью современной химии. Именно тогда, без иронии, стали писать о “таблетках для счастья”. Интересно, что милтаун не противопоставлялся психотерапии, напротив, в статье 1955 г. говорилось, что он помогает раскрыться пациенту в диалоге с психотерапевтом.

Милтаун показал другим игрокам на фармакологическом рынке, где делаются миллионы – совсем не на лекарствах от артрита и гипертонии. Корпорация, которая лучше всех уловила направление ветра – это Hoffman La-Roche. В 1960 г. она выпускает на рынок Либриум (хлордиазепоксид) – первый бензодиазепиновый транквилизатор. Через несколько лет в формулу были внесены изменения и получился Валиум (диазепам).

Такова особенность истории противотревожных лекарств. Их разрабатывают не в университетах и не на правительственные гранты, а в горячке конкурентной борьбы. Коммерческий успех валиума затмил успех всех психотропных средств, да и не только психотропных. В странах Запада в 1968-1987 гг. валиум был самым продаваемым лекарством. Только в 1978 г. было продано 2,3 млрд таблеток.

В 1960 гг. в США разворачивается общественная критика транквилизаторов. Во-первых, идея “таблеток счастья” не вызывает поддержки у контркультурной молодежи, бунтующей против образа жизни среднего американца, запрограммированного на бытовой успех и хватающегося за все, что угодно только бы остаться на плаву в финансовом и житейском смысле слова. Во-вторых, в 1960 гг. слабеет доверие к фармакологии. Одна талидамидовая трагедия чего стоит.

Правительство США тем временем начинает так называемую “войну с наркотиками”, крестовый поход против использования в рекреационных целях любых психотропных веществ. С конца 1960 гг. транквилизаторы занимают свое место в образной системе “токсичного”, неэкологичного образа жизни современного человека. Пуританский взгляд на психику человека оказался несовместимым с достижениями современной психиатрии.

В 1970 гг. СМИ разжигают новую тему, связанную с транквилизаторами – зависимость. Публикуется множество историй обычных людей, которых врачи “подсадили” на валиум. В 1979 г. сенатор Эдвард Кеннеди инициировал сенатское расследование, посвященное бензодиазепинам, и на первом же слушании сказал следующее: “Главная проблема с наркотиками в США сейчас, не считая алкоголь, – это диазепам”.

В итоге к 1990 гг. общественное мнение в США изменилось настолько сильно, что к транквилизаторам стали относиться как наркотикам, а к их пользователям, соответственно, как к наркоманам.

Подготовил: Филиппов Д.С.

Источник: Andrea Tone “Listening to the past: history, psychiatry and anxiety” Can J Psychiatry 2005;50:373-380