В существование диссоциативного расстройства идентичности (ДРИ) верят далеко не все пациенты. Более того, порой в существовании ДРИ сомневаются и специалисты в сфере психического здоровья. Расстройство исследуется уже не одно столетие, и даже с появлением новых методов нейровизуализации многие вопросы о его нейробиологии остаются без ответа. L. Lebois et al. представили в журнале Biological Psychiatry историю изучения ДРИ и обзор его нейробиологических аспектов, известных на данный момент.

ДРИ имеет биопсихосоциальную природу: после травматических событий, пережитых в детстве, у лиц с генетической склонностью к диссоциации не формируется целостное чувство собственного «я». Вопреки расхожему мнению, внешний наблюдатель не всегда видит происходящее с пациентом – зачастую чувство «не я» переживается только внутренне. Также у лиц с ДРИ отмечаются симптомы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), амнезия, деперсонализация и дереализация. Пациенты, перенесшие жестокое обращение в детстве, могут сомневаться в реальности своих травмирующих переживаний и при постановке диагноза отрицать наличие у себя ДРИ, что дополнительно усложняет диагностику и лечение расстройства. 

Изучение расстройств, связанных со стрессом, началось в связи с  возвращением из Вьетнама в США комбатантов, страдающих от того, что позже будет названо ПТСР, и зарождением второй волны феминизма, когда начали обращать внимание на насилие в семье и жестокое обращение с детьми. Прорывом в изучении данной группы расстройств стало появление методов нейровизуализации и их использование в парадигме провокации симптомов. Исследователи просили участников рассказать о своем травматическом опыте, а затем, при сканировании, воспроизводили записи с этими рассказами, чтобы измерить мозговую активность пациентов во время появления у них симптомов расстройства. Первые данные обнадеживали – как и ожидалось, они показали повышенное вегетативное возбуждение и гиперактивность миндалевидного тела. Но в дальнейшем у некоторых пациентов гиперактивность не обнаружилась.

Канадский психиатр Рут Ланиус использовала тот же метод изучения лиц с ПТСР, однако расширила когорту пациентов, включив в нее не только комбатантов, но и людей с иным травматическим опытом, не только мужчин, но и женщин. В ходе проведения одной из пациенток МРТ с провокацией симптомов Ланиус обратила внимание на то, что у той снизилась частота пульса. Пациентка сообщила, что чувствует онемение, отстраненность и ощущает себя «вне своего тела». Позже Ланиус выделила диссоциативный подтип ПТСР, а внутри него – подгруппу пациентов с тяжелым течением, при котором симптоматика достигает уровня сложных диссоциативных расстройств, таких как ДРИ. 

Нейробиолог Симона Рейндерс продолжила изучение именно этой подгруппы пациентов. Она руководила следующим исследованием: испытуемых с ДРИ просили переключаться между двумя самостоятельными состояниями «я», которые они испытывали, где одно было ощущением чрезмерного возбуждения, эмоционального переполнения и того, что травматическое событие произошло именно с ними, а второе – чувством оцепенения и отстраненности от травматического события. В первом случае наблюдались изменения, схожие с изменениями у пациентов с ПТСР: повышение лимбической активности, снижение активности вентромедиальной префронтальной коры, связанной с регуляцией эмоций. Во втором случае паттерн активности оказался прямо противоположным. 

Дальнейшие исследования необходимы для понимания природы ДРИ и поисков эффективных методов лечения. Также – поскольку сомнения в существовании ДРИ до сих пор мешают людям получить доступ к лечению – важно распространять информацию о расстройстве.

Автор перевода: Прусова Т. И. 

Редактура: Явлюхина Н. Н.

Источник: Lebois LAM, Ross DA, Kaufman ML. “I Am Not I”: The Neuroscience of Dissociative Identity Disorder. Biol Psychiatry. 2022;91(3):e11-e13. doi:10.1016/j.biopsych.2021.11.004