Международная группа исследователей опубликовала самое масштабное на сегодня эпидемиологическое исследование обсессивно-компульсивного расстройства в рамках программы World Mental Health. В десяти странах на разных континентах были проведены стандартизированные опросы с личными интервью, в которых участвовали 26 136 взрослых.  Главный вывод звучит неожиданно для тех, кто привык считать обсессивно-компульсивное расстройство редким состоянием: совокупная пожизненная распространенность составила 4,1 %, а годичная — 3,0 %. Близость этих показателей указывает на высокую стойкость симптомов — почти три четверти людей, у которых когда-либо диагностировали расстройство, продолжают отвечать его критериям и в течение последнего года.  Характерно и очень раннее начало: половина случаев стартует примерно к 17 годам, а более 80 % — к 24 годам. Это означает, что «окно возможностей» для профилактики длительной инвалидизации открывается в подростковом и раннем взрослом возрасте, когда любые задержки с распознаванием проблемы и началом терапии особенно дороги.

Исследование впервые сопоставило показатели сразу в нескольких странах с различным уровнем дохода. В целом в государствах с низким и средним уровнем дохода распространенность оказалась выше, чем в странах с высоким уровнем дохода. При этом тяжелые случаи чаще встречались в более обеспеченных системах здравоохранения, тогда как в менее обеспеченных доля очень легких и легких форм была больше. Авторы осторожны в интерпретациях и указывают на возможный вклад методологических различий, культурных факторов и барьеров к раскрытию симптомов. Но практическое следствие этих наблюдений очевидно: перенос клинических ориентиров, выработанных в богатых странах, на другие регионы без адаптации чреват ошибками — от недодиагностики до неверной расстановки приоритетов при планировании помощи.

Тяжесть симптомов в популяции распределена не так, как в клиниках: почти три четверти людей с диагнозом имели «очень легкие» или «легкие» проявления по шкале Йеля–Брауна, около четверти — «умеренные», и лишь единицы — «тяжелые». Это не повод считать такие случаи незначимыми: даже мягкая симптоматика заметно связана с нарушением повседневного функционирования и риском хронизации, особенно если начало пришлось на ранний возраст. Важно и то, что большое число людей сообщают о навязчивых мыслях или действиях без формального диагноза — это указывает на континуум проявлений от субклинических до клинически выраженных, где своевременная поддержка может предотвратить ухудшение.

Самый тревожный показатель — лечение. В среднем только 19,8 % респондентов с актуальными симптомами получали какую-либо помощь в течение года, и разрыв между группами стран здесь колоссален: 40,5 % против 7,0 %. В странах с высоким доходом помощь чаще оказывается в системе здравоохранения и в специализированном психиатрическом секторе, где доступны доказательные методы, включая экспозицию с предотвращением ритуалов. В странах с низким и средним доходом помощь реже попадает в медицинскую систему и чаще ищется вне ее, что объективно снижает шансы на получение эффективной терапии. Этот разрыв — не столько статистика, сколько прямое указание на необходимость подготовки неспециалистов, интеграции психиатрической помощи в первичное звено, расширения доступа к психотерапии и преодоления стигмы.

Работа детально рассмотрела, какие факторы предвосхищают возникновение расстройства и как они связаны с дальнейшим течением. Обсессивно-компульсивное расстройство нередко развивается на фоне более ранних психических состояний. Особенно высок риск, если ранее отмечались биполярный спектр или дефицит внимания и гиперактивность; среди тревожных расстройств наиболее стабильной связью выделяется социальная тревога. Эти ассоциации не означают причинности, но подсказывают клиницистам, какие группы требуют настороженности и раннего скрининга. Отдельные сопутствующие состояния по-разному влияют на течение: например, расстройство, связанное с употреблением алкоголя к моменту дебюта обсессивно-компульсивной симптоматики, ассоциировалось с большей устойчивостью симптомов. Такие наблюдения — повод активнее интегрировать лечение зависимостей в маршруты пациентов и изучать, как именно коморбидность меняет прогноз и отклик на терапию.

Социодемографические факторы тоже играют роль, но не прямолинейную. Женский пол и молодой возраст связаны с повышенной вероятностью дебюта, а более ранний возраст начала — с большей тяжестью текущих проявлений. Статус брака и уровень образования по-разному ассоциируются с риском, тяжестью и обращаемостью за помощью, что подчеркивает: при планировании профилактических программ и при работе с конкретным человеком важно учитывать весь жизненный контекст, а не один-два «маркерных» признака.

Авторы честно описывают ограничения. Диагностика опиралась на структурированное интервью, адаптированное под критерии DSM-IV, с ретроспективными оценками возраста начала и без детального анализа инсайта по современным стандартам. Часть обследований была региональной, а не национальной. Шкала тяжести, примененная в условиях популяционного исследования, может улавливать клинически мягкие, но значимые случаи, которые в специализированных клиниках встречаются реже. Эти нюансы не отменяют ключевого вывода, но задают рамки для корректной интерпретации и нацеливают на дальнейшие проспективные исследования.

Перевод: Жоров Е. Н.

Источник: Stein DJ, Ruscio AM, Altwaijri Y, Chiu WT, Sampson NA, Aguilar-Gaxiola S, Al-Hamzawi A, Alonso J, Chardoul S, Gureje O, Hu C, Karam EG, McGrath JJ, Navarro-Mateu F, Scott KM, Stagnaro JC, Torres Y, Vladescu C, Wciórka J, Xavier M, Kessler RC; World Mental Health Survey collaborators. Obsessive-compulsive disorder in the World Mental Health surveys. BMC Med. 2025 Jul 9;23(1):416. doi: 10.1186/s12916-025-04209-5. PMID: 40629326; PMCID: PMC12239380.